Яков Вохменцев - Южный Урал, № 11
К а л м ы к о в. Тебе, Лизанька, надо быть с ним более любезной.
Уходит к себе.
Е л и з а в е т а Ф е д о р о в н а (подумав). Чего доброго, он может разрушить все наши планы. Любопытно, что там? (Уходит в кабинет Калмыкова.)
Входит Александр.
А л е к с а н д р. Где дядюшка, сестрица?
Ж е н я. Письмо читает из Петербурга.
А л е к с а н д р (заглянув в дверь). Должно быть, интересное. (Уходит в кабинет Калмыкова.)
Входит Аносов.
А н о с о в. Женя, здравствуй!
Ж е н я. Боже мой, Павлуша! (Бежит к нему, Аносов целует ей руки.) А Михаил Никитич говорил, что ты нескоро вернешься.
А н о с о в. Соскучился по тебе, Женя.
Ж е н я. Ты так не мог скучать, как я здесь. Мне о многом хочется поговорить с тобой, Павлуша. Столько новостей! Сегодня вечером обязательно приходи к нам в сад, будем провожать осень.
А н о с о в. Но это будет неприятно Елизавете Федоровне.
Ж е н я. Ну и пусть. Мы с ней, кажется, поссорились.
А н о с о в. А зачем же ссориться?
Ж е н я. Михаил Никитич меня этому научил.
А н о с о в (смеется). Он тебя и драться научит.
Ж е н я. Он обещал мне свою помощь. Мне стало так легко. (Берет Аносова и кружится с ним.) Совсем легко.
Входит Елизавета Федоровна. Женя отступила от Аносова.
Е л и з а в е т а Ф е д о р о в н а. И Павел Петрович у нас! Здравствуйте. (Аносов кланяется. Елизавета Федоровна поднялась на ступеньки лестницы.) Женя, распорядись об обеде. Ганс Францевич будет у нас.
Женя уходит на второй этаж. Входит Шмаус.
Ш м а у с. Павел Петрович, привет!
А н о с о в. Здравствуйте, Ганс Францевич.
Ш м а у с. У меня с вами есть деловой разговор. Вы слишком смело рассчитали печь для тиглей. Так не нужно, может быть авария. Это риск.
А н о с о в. Удобней поговорить об этом завтра, Ганс Францевич.
Е л и з а в е т а Ф е д о р о в н а. Ганс Францевич, я вас жду.
Ш м а у с. О да, пардон. (Берет Елизавету Федоровну под руку и уходит на второй этаж.)
От себя выходит Челноков, из кабинета — Чижов.
Ч и ж о в. Здравствуйте, Павел Петрович. Вам письмо.
А л е к с а н д р. Здравствуйте, Павел Петрович.
А н о с о в. Здравствуйте. Михаил Никитич.
Из кабинета выходят Калмыков и Александр.
К а л м ы к о в. Здравствуйте. Садитесь. (Все здороваются, кроме Калмыкова садятся.) Господин министр требует сталь. Вот письмо. (Передает Челнокову.)
А н о с о в. Мы ее ведь получаем в моей мастерской.
К а л м ы к о в. Забавы ради.
Ч е л н о к о в (передает письмо Аносову). Придется, Иван Иванович, расширять мастерскую Павла Петровича. Проект уже составлен.
К а л м ы к о в. Безумный проект — на двадцать четыре тигельных горшка печь! Его Ганс Францевич забраковал.
А н о с о в. Напрасно, Иван Иванович. Я обдумал все до мелочей.
К а л м ы к о в. Обдумал! В мыслях можно и королем себя представить.
А л е к с а н д р. Пожалуй, совет Ганса Францевича нас выручит: строить большую мастерскую на Артинском заводе.
К а л м ы к о в. Только там.
А н о с о в. Мне все равно где.
Ч е л н о к о в. Не могу согласиться, господа. Зачем отрывать изготовление стали от сырья?
К а л м ы к о в. Место я выберу. И срок назначу, сударь. Довольно с меня фантазий. Из Германии везут тигли, из Англии — графит, считают, что у нас успех, а у нас не только мастерской, кладовой хорошей нет.
А н о с о в. Я уверен, что мы скоро обойдемся без немецких тиглей и английского графита. Сейчас я постараюсь убедить вас. (Быстро выходит.)
К а л м ы к о в. Еще какая-то чертовщина! Вы, князь, хоть не верьте ему на слово.
Ч е л н о к о в. Но господин Аносов всегда был верен своему слову.
К а л м ы к о в. Мне дело нужно, а фантазии его пусть при нем остаются. Да-с. (Уходит на второй этаж.)
А л е к с а н д р. Дядя вам не показал второго письма. Господин министр разрешил взять золото и платину с приисков и поручил повторить опыты Фарадея — отлить платинистый булат.
Ч е л н о к о в. Ах вот что! У господина Шмауса нюх хороший.
А л е к с а н д р. Но это дело возлагают не на господина Шмауса, а на Павла Петровича. А он, увидите, оконфузится. Дядя в некоей мере прав. Господин Аносов, действительно, фантазер. Он увлек было и меня, я год лазил с ним по горам. Он радуется всякой находке в горах и по ней создает целые теории. У него и дома не квартира, а геологический музей. Вот и сейчас он представит самоцвет и процитирует господина Пушкина: «Все мое!» — сказало злато. «Все мое!» — сказал булат…»
Ч е л н о к о в. Александр Николаевич, вы удивляете меня, право, удивляете. Ведь вы за одной партой сидели с Павлом Петровичем. Да как же можно так непристойно отзываться о его работах? Ему помогать надо, а не марать честь русского инженера.
Со второго этажа спускается Женя, из прихожей входит Аносов.
А н о с о в. А где же Иван Иванович?
Ж е н я. Отдыхает.
А н о с о в. Очень сожалею. (Высыпает на пол графитовую гальку.) Вот вам уральский графит, найден около Миасса, у озера Еланчик. Бродяга один помог разыскать.
Ж е н я (хлопает в ладоши). Браво, браво! Вот радость-то! (Берет гальку.)
А л е к с а н д р (берет гальку и царапает ногтем). Да, графит. А к чему такая радость, как будто золото нашли?
А н о с о в. Для фабрики графит дороже золота. Мы сами можем теперь вывозить тигли в Англию и сталь в другие страны. Если осушить озеро, там графита хватит надолго.
А л е к с а н д р. Второй раз открывать Америку — это уже не Колумб. Великолепные тигли готовят Германия и Швеция.
Ч е л н о к о в. Проще, конечно, клинки заказать Англии, ружья — Германии, пушки — Франции или Швеции. Но это даже не стать на колени, а пасть в ноги. Тут вы, Александр Николаевич, не только позорите мундир инженера, но и унижаете в своем лице достоинство дворянина.
А н о с о в. Если мы будем работать на всем привозном, имея свои богатства, мы — не специалисты; если нашими заводами будут управлять иностранцы, мы — не русские, а если к нам все будут ввозить из-за границы, мы — рабы, не более.
М а ш а (входит с черного хода). Павел Петрович, вас мастер Швецов хочет видеть. Он с мешком пришел.
А н о с о в. Уже мешками носят графит, а скоро будем возить возами. (Уходит).
Следом за ним уходит Челноков.
Ж е н я. А вдруг Павел Петрович отольет булат для господина министра?
А л е к с а н д р. Такие открытия, сестрица, вдруг не делаются. Над тайной булата ломают головы виднейшие металлурги, а фортуна улыбнулась единицам: не Павлу Петровичу чета.
Со второго этажа спускается Калмыков.
К а л м ы к о в. Ушли?
Ж е н я. Вызвали их.
К а л м ы к о в. Готовься, Александр, принимать мастерскую. Будете с Гансом Францевичем варить булатную сталь с платиной.
А л е к с а н д р. А Павел Петрович куда?
К а л м ы к о в. Павла Петровича днями отправляю на Артинский завод. (Уходит к себе в кабинет.)
Женя уходит в свою комнату. Александр сидит в раздумье. Осторожной поступью из черного хода к нему подходит Чижов.
Ч и ж о в. Что закручинился?
А л е к с а н д р. Ты слышал?
Ч и ж о в. Все слышал. Не расстраивайся. Придумано дельно. Держись крепче меня — будем при капитале. Я господина Шмауса заведу и выведу: он — себе, а мы — себе. На приисках золота всем хватит!
З а н а в е с.
АКТ ТРЕТИЙ
Кабинет Аносова. Два выхода: парадный и в мастерскую. Письменный стол с микроскопом, стопкой книг и гусиными перьями. Два шкафа: один — с книгами, другой — с химическими жидкостями и минералами. В стороне — рабочий стол с тисочками. Под столом — тигельный горшок. На стене — портрет Ломоносова. В углу — умывальник и полотенце. Над рабочим столом на стене — множество клинков. Через окно видно зарево из мастерской.
А н о с о в (читает книгу). «И возражать невозможно, утверждает всемирный ученый господин Фарадей, что алюминий облагораживает металл». (Встал.) Но почему у меня алюминий всегда оказывает вредное влияние на сталь? Целый лабиринт загадок! (Шагает в раздумье.)
